Счастье... Оно рыжее

Наша история планирования. Часть 6

Чт Фев 04, 2010 10:59

Палата оказалась в мрачном и неуютном конце коридора, рядом была дверь в реанимационное отделение, а напротив – малая операционная, где почти каждое утро делали аборты и диагностические выскабливания. Внутри вдоль стен по бокам стояли две кровати, у окна была небольшая кушетка, возле двери располагалась раковина, из нее торчала какая-то грязная, вызывающая отвращение клеенка. Обе кровати были заняты: слева лежала девушка, у которой случились преждевременные роды (малышка была в тот момент в детской реанимации, но, кажется, шансы на жизнь у нее были хорошие), а справа совсем еще молоденькая девочка после аборта. На мое безрадостное «здравствуйте» они ответили тоже без энтузиазма. Медсестра объяснила, что пока мне придется расположиться на кушетке, к вечеру девушек переведут в другие палаты, и я смогу занять одну из кроватей. Через несколько минут сестра-хозяйка принесла мне комплект постельного белья. Обустраиваться основательно мне не хотелось, поэтому я просто накинула на кушетку одеяло, одела подушку в наволочку и села. Девочки дремали, я стала смотреть в окно: там мой дом, вот из-за других домов виднеется его крыша; там на улице теплый осенний день, на деревьях красиво желтеют еще не потрепанные холодными ветрами и ледяными октябрьскими дождями листья, там такое ярко-голубое и необыкновенно высокое небо, а я почему-то тут.
Мои тоскливые думы прервала Тамара Сергеевна, нам нужно было идти заполнять мою историю болезни. Мы сели в холле, врач задавала какие-то стандартные вопросы, я отвечала. Расспросив обо всем, что было нужно узнать, Тамара Сергеевна объяснила, что завтра меня переведут в другую палату (та палата, куда меня определили сейчас, не рассчитана на долгое пребывание: там обычно лежат девушки после аборта, которых через несколько часов после процедуры осматривают и отпускают домой, если всё в порядке), а потом произнесла свою, как я потом выяснила, обычно завершающую общение с пациентками фразу: «Что-то спросите?» Конечно, спрошу, у меня столько вопросов накопилось. Во-первых, я вспомнила, что здесь лежит моя подружка, и узнала у Тамары Сергеевны, что это тоже ее пациентка и что меня могут завтра перевести как раз в ту же палату. Во-вторых, меня очень интересовало, как меня будут лечить и чем может быть вызвано такое воспаление. В-третьих, меня волновало, как всё происходящее может повлиять на наше планирование. Тамара Сергеевна мне всё подробно рассказала, даже обрисовала дальнейшие перспективы: посоветовала мерить после лечения базальную температуру, пить фолиевую кислоту и витамин Е во второй фазе цикла, обязательно обследовать мужа, проверить на проходимость трубы, а если беременность так и не наступит и видимых причин бесплодия не будет, то попробовать сделать диагностическую лапароскопию и, возможно, резекцию яичников. А еще посоветовала мне потом начать мерить базальную температуру и нарисовала на листочке схемку с фазами цикла, отметив, когда примерно происходит овуляция. После этого разговора мне стало легче. Врач вызывала доверие. Не могу подобрать слова, но весь ее облик был какой-то легкий, философски-грустный, от нее исходила светлая печаль уставшего человека, который каждый день видит боль и страдания, но не может относиться к ним просто как к своей работе, а в душе переживает за каждую свою пациентку. И мне стало казаться, что у меня с таким лечащим врачом всё обязательно будет хорошо.
Тамара Сергеевна ушла в ординаторскую. А я вспомнила, что обещала позвонить мужу. Пошла в палату за телефоном. Оказалось, что у меня уже несколько пропущенных звонков от него. Перезвонила. Он сказал, что уже созвонился с моей мамой и знает, что меня положили в гинекологию, обещал сразу, как освободится (через пару часов), принести мне нужные вещи и велел не грустить и не скучать. Потом решила позвонить лежащей тут же подружке. Балда, я так и не узнала, в какой она палате. Подружка расспросила, где я, что со мной и пообещала чуть позже навестить. Странно так получилось: еще неделю назад я приходила проведать и поддержать в трудную минуту ее, а теперь сама оказалась рядом.
Чуть позже к нам заглянула дежурная медсестра – Екатерина Александровна, отчитала девушку с левой кровати за то, что она до сих пор не переехала в другую палату и даже не начала собираться, вызвала вторую мою соседку в смотровую и сказала мне, что скоро занесет список назначений и лекарств, которые мне нужно приобрести, направления на анализы на завтра и баночки для них. Уставшая, я решила прилечь на своей кушетке и достаточно быстро задремала. Когда я проснулась, оказалось, что обе мои соседки уже освободили свои кровати и я в палате одна. На тумбочке стояли баночки, направления и лежал список лекарств. Я позвонила маме, продиктовала ей, что нужно будет купить: метрогил в капельницах, шприцы, системы для капельниц, витамины B1 и B6 и амикацин. Мама сказала, что уже отпросилась с работы, созвонилась с моим мужем и собирает у нас дома мои вещи, а потом зайдет в аптеку и придет ко мне.
Спустя примерно полчаса друг за другом у меня в палате появились мама, подружка, муж и медсестра. Подружка, видя такое скопление народа, ушла, сказав, что заглянет чуть позже. Мама и муж остались наблюдать, как мне будут ставить капельницу и как я буду реагировать на всю эту процедуру. Медсестра начала свои зловещие приготовления. А я тем временем переоблачилась наконец-то из офисного костюма в принесенный мамой уютный домашний халатик. Капельницы, как я раньше считала, ставят только серьезно больным людям, преимущественно уже немолодым или тем, которые при смерти. И вот сейчас их будут делать мне. Надо сказать, что от вида того, как в мои вены втыкают иголки и выкачивают из меня кровь (раньше мне приходилось только сдавать кровь из вены, ни уколы в вену, ни капельницы мне не делали) я всегда впадала в какое-то полуобморочное состояние, но не смотреть на это завораживающее действие медицинского персонала обычно могла с трудом – притягивает взгляд. В этот раз было также: я наблюдала, как медсестра укладывает мою руку на специальную подушечку, перетягивает вену жгутом, протирает спиртом локтевой сгиб, но в момент, когда игла должна вонзиться в вену, судорожно сжав кулак, я все-таки отвернулась и для надежности еще и зажмурилась изо всех сил. Всё, самый тяжелый момент этой процедуры остался позади. Теперь остается выжидать, пока всё лекарство прокапает. Мама предупредила Екатерину Александровну, что я могу потерять сознание. Поэтому на всякий случай рядом со мной на стульчик поставили нашатырь и положили ватный шарик. Медсестра посидела рядышком минут 5, чтобы убедиться, что я всё переношу хорошо, и убежала к другим пациенткам, сказав, чтоб за ней пришли, когда метрогил будет кончаться.
Пока капельница капала, мама и муж развлекали меня разговорами и выкладывали из пакетов принесенные мне вещи и провизию. Оказалось, что мама принесла мне небольшой подарочек: пижамку и теплые меховые тапочки, чтоб мне было не так грустно лежать в больнице. Капельница докапала, пришла Екатерина Александровна, освободила мою руку от иголки, подбодрив словами, что капельница оказалась не такой страшной, как мне казалось, поставила укольчики ортофена и амикацина, напомнила, что утром обязательно нужно сдать анализы и снова удалилась. Мама и муж тоже засобирались домой – время посещений уже закончилось. Им на смену как раз пришла подружка. Мы еще немного поболтали с ней, а потом она пошла к себе в палату, а я в туалет. Увидев, что передвижения по коридору всё еще даются мне из-за боли достаточно непросто (каждый шаг делался с трудом, поэтому передвижения ног сопровождался таким шарканьем, будто я столетняя бабушка), до туалета и обратно подружка обеспечила мне сопровождение. У моей палаты мы пожелали друг другу спокойной ночи и расстались.
Ночью я практически не спала. Очень боялась проспать время, когда нужно сдать анализы, хотя и поставила будильник на мобильном телефоне. Да и лежать так, чтоб было более менее не больно, получалось только на спине; а спать на спине я почему-то не могу. Поэтому я лишь слегка временами впадала в легкую дрему-полузабытье. И хотя практически все пациентки спали, отделение продолжало жить своей обычной, размеренной и временами немного беспокойной жизнью. Кому-то ставили ночные уколы и капельницы, поступила новая экстренная больная, после чего минут 30 были слышны поспешные шаги дежурного врача и медсестры, хлопали какие-то двери… Часам к четырем утра всё стихло. А в шесть снова началась нелегкая работа дежурной медсестры – капельницы и уколы всем по палатам. Мне тоже прокапали метрогил и поставили укол амикацина. Причем, Екатерина Александровна делала эти процедуры очень деликатно, стараясь не будить тех, кто еще спит и кому не положены эти утренние манипуляции, не зажигая верхний свет в палате, бесшумно. К семи часам снова наступило затишье. Я решила, что пойду уже наполнять свою баночку, а то просплю. Встала, добрела до душа с туалетом, помылась и умылась. Оставила баночку с анализом в ящичке, откуда ее заберут в лабораторию. Началось новое утро. На душе было гораздо спокойнее, чем вчера. Всё произошедшее уже не казалось ужасным и жутко несправедливым. Казалось, что сейчас меня обследуют, подлечат и дальше всё обязательно будет просто замечательно.