дракарис, и не было мальчика!

хорёк или не хорёк?

Ср Июл 17, 2019 21:52

у Екатерины Ракитиной сегодня прекрасное: https://www.facebook.com/kathrakit/posts/2338423989765652

Цитата:

В первой части "Генриха IV", в третьей сцене второго действия, Генри Перси по прозвищу Хотспер — Кетчер прозвище переводит, у него Перси-младший зовётся Генри Горячка, и не просто так — доводит жену свою, леди Кэтрин, до белого каления, отказываясь отвечать на вопросы. Пара они достойная, поэтому дама срывается по-шекспировски, с размахом. В уже упомянутом переводе Кетчера (1862) это звучит так: Ты сумасбродная обезьяна! И ласка не так причудлива, как ты. У Каншина (1893) вместо ласки появляется, извольте, лúсица: О, голова безумная мартышки, У лисицы причуд едва ли столько, Как у тебя... У Соколовского (1894) зверей вообще нет: Перестань же, Гарри! Ну, можно ль быть упрямее тебя? В переводе Венгеровой и Минского (1902) мартышка на месте, но к ней присоединяется новый замечательный зверёк: Ты — глупая мартышка. Хорёк таким причудам не подвержен, Как ты. У Морица и Кузмина (опубликован в 1937) те же, что у Кетчера: Ах, глупая мартышка! Наверно, меньше в ласочке причуд, Чем в вас. И, наконец, в юбилейном собрании, в переводе Бируковой (1959), который чаще всего ставят, дело обстоит так: Ах, вздорная мартышка! У ласочки причуд, наверно, меньше, Чем у тебя. Что в оригинале? В оригинале, разумеется, никакой лúсицы нет и быть не может: Out, you mad-headed ape! A weasel hath not such a deal of spleen As you are toss'd with. Но могут быть и ласка, и хорёк — и горностай, и колонок, и любое другое мелкое животное из подсемейства Собственно куньих, поскольку weasel — это общее для них всех название. А вот почему мелкие Mustelinae по мнению наших переводчиков причудливы, сейчас разберёмся. Леди Перси и по контексту, и по сути говорит, конечно, не о причудах. Говорит она, если дословно, что "ласку селезёнка не так подбрасывает, как тебя". Меньше у ласки селезёнки, чем у Перси-младшего, прозванного Горячкой. Селезёнка в представлении традиционной, от Гиппократа и Галена идущей, медицины отвечает за производство чёрной желчи и очищение крови от неё, а избыток чёрной желчи, μέλας χολή, в свою очередь, приводит к меланхолии. Английское слово "селезёнка", spleen, нам хорошо знакомо в качестве названия того самого романтического недуга, который по-русски зовётся хандрой и восходит, безусловно, к классической меланхолии средневековья и особенно Ренессанса, внимательного к ней чрезвычайно. Нас, однако, интересует не столько нарушение баланса гуморов, приводящее к меланхолии, сколько то, что селезёнку в шекспировские времена связывают со всеми колебаниями настроения. Вспылит человек — селезёнка виновата (vent the spleen, "проветривать селезёнку", означает "кричать в гневе"); охватывает его боевая ярость — привет селезёнке (не просто так Ричард III кричит перед боем, Fair St. George, inspire us with the spleen of fiery dragons! — Благой святой Георгий, даруй нам селезёнку огненных драконов!); мрачен и угрюм — это она, родимая. То есть, если человек вспыльчив, подвержен переменам настроения — им управляет селезёнка (а ею, в свою очередь, управляет Сатурн, но это совсем другая и отдельная история). Генри Перси-младший как раз таков, за что и прозван Hotspur, Горячая Шпора. Дядя его, граф Вустер скажет об этом прямо: A hair-brain'd Hotspur, govern'd by a spleen — Безрассудный Хотспер, которым управляет селезёнка. "Движимый порывом" в нашем переводе — это, конечно, очень описательно. Да, но при чём тут ласки и хорьки? При том, что в елизаветинские времена разное мелкое кунье считается примером раздражительности, порывистости и переменчивости. "Зол, как ласка", angry as a weasel — сравнение очень частое, ср. наше "злой хорёк". As quarrelous as the weasel, говорит в "Цимбелине" Пизанио про женскую натуру: неуживчивы, вздорны, как ласки. И, как зверь, управляемый селезёнкой, мелкое кунье, будь то ласка или хорёк — существо сатурническое, то бишь, ассоциируется (как, кстати, и собаки, и кошки) с меланхолией. Неслучайно Жак-меланхолик во втором действии "Как вам это понравится" говорит про себя, что способен высосать меланхолию из песни, как ласка высасывает яйцо. Остаётся только один вопрос: с чего это англичане времён Шекспира так хорошо знают темперамент ласок и хорьков? Всё просто, их со времён античности держат в Европе дома и в усадьбе в качестве мышеловов, вместо кошек. Кошка — животное в римские времена экзотичное, а потом довольно дорогое, прикормить же ласку из ближайшего леска несложно, главное, следить, чтобы в курятник не влезла. Традиция эта продержится довольно долго: у Уильяма Конгрива в комедии 1695 года "Любовью за любовь" герой упоминает, что, спускаясь по лестнице, встретил ласку — а речь идёт про лондонский дом. Итого: "Хорёк ты вздорный!" — говорит леди Перси мужу. Со знанием дела говорит, заметим.

про даму с горностаем там в каментах упомянули, а вот на портрете Елизаветы Генриховны Тюдор тоже мелкий зверь. следует читать, как Монархиня с котиком или как то, что она движимая порывами, неуживчива и вздорная, как ласка?