Моя бабушка со стороны отца, Людмила, происходила из польских евреев. Причиной того, что они оказались в Сибири, были... любовь и коварство. В 19 веке в Польше жило одно богатое еврейское семейство. И вот дочь в этой богатой семье полюбила бедного еврейского парня. Родственники девушки были категорически против такого брака, и, не имея возможности как-то по-другому воспрепятствовать влюбленным, написали на юношу донос в полицию, что он был участником польского восстания (дело было как раз в те времена). Юношу осудили и отправили в ссылку в Сибирь. (Неизвестно, был ли он действительно в чем-то виноват, или родственники его возлюбленной употребили свои деньги и связи, чтобы "упечь" его). Однако разлучить влюбленных коварным родственникам не удалось: девушка поехала за своим любимым в Сибирь. (Не только декабристки так поступали, как видим).
И так мои предки оказались в нынешнем Красноярском крае. Жили они, по рассказам бабушки Люды, в основном рыбным промыслом: ловили, засаливали и продавали рыбу. Житье в Сибири было достаточно бедным и трудным, но детям все-таки старались давать образование и "выводить в люди". У бабушки моей бабушки было 4-ро детей, (три дочери - одна из них закончила гимназию и вышла замуж за офицера. Другая сестра вышла замуж за чеха, музыканта Вацлава. Третья сестра, Ревекка, мама моей бабушки Люды, вышла замуж уже в разгар революционных событий, и ее избранником стал красный командир Абрам.
И белый офицер, и красный командир вскоре оставили своих жен вдовами. В 30-е всех бывших "белых" выискивали и расстреливали, так расстреляли и моего родственника, который уже давно к тому времени работал простым бухгалтером). А красный командир скончался еще раньше, как бабушка говорила, от какой-то болезни, и осталась Ревекка вдовой с тремя детьми на руках, старшей дочке было всего 5 лет).

После войны Мария возвращалась домой. В Новосибирске была пересадка, и на вокзале она ждала поезд на Бийск. Там же, на вокзале, ждали поезд два военных летчика. Они попросили молодую медсестру последить за их чемоданами, а сами на некоторое время вышли. Один из этих летчиков был мой дедушка Иван.
В Бийск они приехали уже все вместе, и родственники Ивана, встречавшие его на вокзале, сразу поняли, что перед ними Ванина невеста. Однако Иван приехал в Бийск только в отпуск, на побывку, потом он вернулся в Австрию, где тогда стояли после войны наши войска. Свадьбу с Марией они сыграли позже, в 1949 году.
Дедушка Иван, в отличие от бабушки, мало рассказывал о войне и не любил о ней вспоминать (хотя у него было много наград за выполнение боевых заданий в сложных условиях, под обстрелом врага. И два раз он был подбит, горел, но успевал посадить самолет). Только на 9 мая он обычно предавался воспоминаниям. Всегда с горечью вспоминал своего друга, который был сбит и погиб как раз 9 мая. А еще рассказывал, как они после войны стояли в Вене, в Австрии. Вот это были веселые и счастливые воспоминания. Запомнился мне такой рассказ:

Военным летчикам выдали материал на форменные сапоги, а пошить они должны были самостоятельно (ну как пошить - найти сапожника). Один из летчиков- друзей Ивана (звали его Василий) моментально нашел в Вене какого-то сапожника и похвастался остальным, что уже "решил вопрос". Когда же сапоги были готовы, он явился в них к своим друзьям. Хозяйка дома была, кажется, словачка. Она всплеснула руками: "Василь, чуни!". И впрямь, обувь на ногах Василия больше всего смахивала на чуни. (После войны австрийцы жили очень бедно и хватались за любую работу. Вот и этот сапожник, видимо, никогда раньше не шил сапог для военных, но подзаработать ему очень хотелось). Потом Василия все время поддразнивали этими "чунями".

После войны дедушка некоторое время оставался военным летчиком, а потом перешел в гражданскую авиацию. Работал диспетчером в новосибирском аэропорту.

9 мая всегда было важным праздником для дедушки и бабушки. Всегда они ходили на парад, потом мы всей семьей собирались за праздничным столом. Вечером ходили смотреть салют. Бабушка и дедушка ходили и на встречи фронтовиков, где было угощение, музыка, танцы. У бабушки было красивое вечернее платье для таких торжественных случаев.
Вообще, фронтовая дружба была крепкой: я помню, бабушка и дедушка постоянно созванивались со своими друзьями-однополчанами (особенно со штурманом дедушкиного самолета они дружили) и, пока были силы и здоровье, ездили к ним в другие города - в Ригу, в Киев.
Дедушка ушел из жизни в 75 лет (попал под машину) а бабушка прожила до 90.

Родители моей бабушки Марии, конечно же, не хотели, чтобы она отправлялась на войну. Да и раненые в госпитале, за которыми она ухаживала, отговаривали ее: "Не женское это дело, Маша". Но Машу было невозможно удержать. Она продолжала обивать порог военкомата, и, наконец, ее взяли в армию.
После недолгого обучения (в процессе которого они бегали кроссы и наматывали круги в грязи, ползая по-пластунски) Марию отправили на фронт. Она попала под Воронеж и там вместе частями Красной Армии отступала, как она выражалась: "драпали мы под Воронежем". Потом, когда я школьницей учила наизусть строки из "Бородино" ("мы долго молча отступали, досадно было, боя ждали, ворчали старики...") бабушка говорила: "вот так же и мы в свое время".

Бабушка многое рассказывала о войне, но это, конечно, были рассказы не о приключениях и не о каких-то выдающихся геройствах, а о лишениях и тяжелой, изматывающей работе, порой за гранью человеческих сил. Бабушка была медсестрой- сначала выносила раненых с поля боя, позже работала в фронтовом госпитале. Вспоминала она постоянные обстрелы (один раз она сама была ранена, один раз контужена), но еще труднее было переносить невозможность поспать - бывало, дадут два часа отдыха, выйдешь из медицинской палатки, рухнешь рядом с ней в сугроб и спишь, потом разбудят, и опять - перевязывать, ставить уколы, давать лекарства, грузить раненых на машины, чтобы отвозить их в тыл. А также стирать вручную горы кровавых бинтов, кипятить медицинские инструменты, и прочее, и прочее.

Вспоминала бабушка и пешие переходы, когда войска меняли расположение, и когда на марше настолько устаешь, что уже не понимаешь, где ты и кто ты. И порой нехватку еды и воды (когда сосали завернутую в марлю глину, чтобы хоть чуть-чуть унять жажду. И колодец-то был недалеко, но из-за немецких обстрелов к нему нельзя было подобраться). И ужасные ранения, и страдания раненых, которым порой приходилось делать операции без наркоза (не хватало, не всегда могли подвезти).

Вспоминала бабушка и радость жителей Украины, когда их освобождала Советская Армия. "Как они нас встречали, как радовались!" - говорила она и не понимала, что же произошло с ними сейчас (бабушка умерла в 2014).

На Украине бабушку перевели на работу при штабе, и дальше она уже с нашими войсками не продвигалась, оставалась на Украине. Она видела разрушенный Киев, видела опустошенные еврейские местечки. Рассказывала, что в городке возле Одессы одна треть населения была евреи, они жили обособленно в своей части городка. Другую часть населяли русские и украинцы. Так после ухода фашистов еврейская часть городка стояла абсолютно пустая, ее жители были почти все убиты.

После войны бабушка вернулась в Бийск, где ее ждал отец. А с матерью ей уже не суждено было увидеться, во время войны она умерла.

Многое еще можно написать о жизни на Дальнем Востоке. Например, как осенью устраивалась охота на кабанов, а потом всю зиму замороженные туши лежали на специальном помосте (от мышей и пр.) посреди поселка, и каждый мог пойти и отрубить, сколько нужно. Когда маленькой Маше надоедала кабанятина, он просила отца пойти в тайгу и настрелять ей рябчиков.
Что касается еды, бабушка любила еще замороженное молоко, которое привозили на прииск большими кругами. И, конечно, пельмени. Но живший по соседству чех, Вацлав Вацлавович, очень ругал русских за эти пельмени: "Возьмут хорошее мясо, сунут в тесто и варят. Нет чтоб пожарить!" А сам он как-то приготовил по своему чешскому рецепту торт, но Маше не понравилось, "слишком жирный".
Девочка росла, как сорванец, и была довольна своей привольной жизнью: много времени проводила на улице, бегала с ребятами по лесу, ездила по воду с водовозом, ездила на лошади. Но родители беспокоились о ее образовании, и через некоторое время отец оставил работу на приисках, и семья переехала в Бийск. Там, конечно же, в школе выявились значительные пробелы в Машиных знаниях, и ей пришлось подналечь, особенно на математику. С русским же языком все было хорошо, наверное, благодаря урокам дворянки (бабушка называла ее графиней, но может быть, она графиней и не была).

В Бийске семья жила в своем доме, как и большинство бийчан тогда. А Бийск подвергался переодически затоплениям. Тогда жители перебирались на чердаки своих домов, а по городу передвигались на лодках. (Наверное, все же не весь Бийск топило, только часть).
Школьный класс у бабушки в Бийске был очень дружный. Хотя трое из ребят, в том числе моя бабушка, считались детьми "врагов народа", и их не принимали в комсомол, в остальном они не чувствовали какого-то к себе плохого отношения.

В основном в довоенном Бийске жили очень бедно. Так, бабушкина подруга Люда ходила всегда в единственном платье, измазанном мазутом. Другого ничего не было. Тогда моя бабушка попросила своих родителей подарить Люде ткань на платье. Бабушкина мама купила два отреза и подарила Люде. Та была просто счастлива! Сказала своей маме из одного отреза сшить платье, которое будет носить, а из другого - себе не похороны. (Она болела туберкулезом и думала, что скоро умрет. Но ее мать так билась за жизнь дочери, даже в войну добивалась для нее путевок в санаторий (просто постоянно обивала пороги властей), сдавала кровь, чтобы получить доп. питание и отдать дочке. И та выздоровела, вышла замуж и прожила долгую жизнь. Я с моей бабушкой была у нее в гостях в Бийске в начале 80-х).

В то время, когда моя бабушка Маша осваивала школьную программу в Бийске, не так далеко от нее жил Иван, ее будущий муж. Но познакомились они только после войны.
Семья Ивана жила в Одинцовке, возле Бийска. Родители его были, можно сказать, коренные сибиряки: вели свой род из сибирского казачества. Прадед Иосиф работал лоцманом на Бии. Женился он на Александре, дочери почтового чиновника 14 разряда (низший разряд чиновничества в царской России). У них родилось пять детей, Иван был вторым. У прадеда Иосифа был достаточно крутой нрав, он не очень ладил с начальством и однажды так послал своего начальника, что остался без работы. После этого пришлось им довольно туго, но потом старший брат Ивана, Дмитрий, стал работать в Бийском пароходстве и помогать семье. (Так потом Дмитрий и был всю жизнь речником). А Иван пошел учиться на сыродела.

В 1941 году бабушка Маша заканчивала школу, 10 классов. У всех одноклассников были планы, куда пойти дальше, какую получать специальность. Но все эти планы перечеркнула война.

Часть ребят сразу призвали в армию, а многие пошли добровольцами. Бабушка тоже очень рвалась на фронт. Однако поначалу ее не брали - из-за отца, который был "враг народа", а также из-за нерусской фамилии. И он пошла работать в госпиталь, который организовали в Бийске для раненых, прибывавших с фронта.

Мария подрастала, и ей пришла пора идти в школу. А это было непросто. Добирались до школы через лес большой компанией, всю дорогу шумели и пели, чтоб отпугнуть медведей. (С медведем бабушка все-таки один раз столкнулась, но не по пути в школу, а когда собирала в лесу малину. Медведь тоже пришел тогда малиной полакомиться. То-то визгу было, когда дети бежали оттуда к поселку ). Ингода ребятишек подвозили до школы на лошадях, если была возможность.
С учителями в школе была проблема. Бабушку и ее одноклассников учила какая-то девица, только что окончившая 7 классов. Когда прадедушка Петр увидел, что правильное в тетрадях учитель исправляет на неправильное, он пришел в ужас и договорился, чтобы детей учила жившая на прииске дворянка.
Эта дворянка была из Петербурга. После революции она вышла замуж за собственного кучера, который давно был в нее влюблен, но мать, разумеется, никогда бы не благословила такой брак. А после революции она сама посоветовала дочери выходить за кучера и уехать подальше, "целее будешь". Так они оказались на Дальнем Востоке. Брак был не особенно счастливым, бывший кучер поносил на чем свет стоит свою бывшую госпожу, потому что она была очень неприспосблена к жизни и не умела ничего делать по дому. Только вышивала да могла приготовить один вид пирожных.
А учить детей - это для нее оказалось отдушиной в ее тяжелой и унылой жизни. (Не знаю правда, устроили ее в школу или просто к ней дети приходили по вечерам, как сейчас к репетитору бы ходили).

Не только хороших учителей не хватало в школе, но не было элементарно тетрадей, карандашей, чернил. Тогда ребята (наверняка по наущению учителей) написали письмо Н.К. Крупской. И от нее пришел ответ и большая посылка с тетрадями, карандашами, красками и всем, что нужно! Для детей это было просто чудо какое-то!
Школьные годы бабушки пришлись на 30-е, время раскулачивания, депортаций, репрессий. Вскоре и на Дальнем Востоке появились раскулаченные, в основном украинцы. Они сразу же разбили огороды (видимо, семена везли с собой) и посадили, в том числе, "гАрбузы". Бабушка и другие местные ребята решили, что это арбузы. С нетерпением ждали урожая и потом украли с поля пару этих "гАрбузов". Сели в укромном месте и думали устроить пир. А "гАрбузы" - это же были тыквы.
Первый год раскулаченные жили в землянках, потом построили дома. У бабушки лучшая подружка была из этих переселенных. Дети звали ее Панка (видимо, от Прасковья?) а ее собственная мать - только "Паночка". Когда мама моей бабушки пришла к маме Панки отдать вещи для детей, та заплакала. От обиды, что ее Паночке придется носить вещи, как сейчас бы сказали, б/у.
В школе после приезда украинцев создали украинский хор. В него и русские дети вошли, например, моя бабушка. Детям пошили украинские костюмы и они с большим успехом выступали, выезжали в соседние поселки. До конца жизни бабушка помнила и пела украинские песни: "Ни шумэ, ни гудэ, дрибен дождик иде", "Гоп мои гречаныки" и пр.
В эти же годы Петра, отца бабушки, арестовали второй раз. На него поступил донос, что Петр построил "вредительскую" драгу. Написал один местный житель, который, по словам бабушки, "на всех писал доносы". Видимо, больной человек был. Тем не менее, "органы" должны были реагировать на любой донос. Прадедушку посадили, и завертелось все по накатанной - допросы, требования признаться во вредительстве. Допросы были жестокие, можно сказать, пытки - заставляли, например, сутки стоять, даже присесть нельзя было. А после допроса впихивали в переполненную камеру, в которой некуда было прилечь. Хорошо еще, что к прадедушке хорошо отнесся матерый уголовник, как бы главный в камере. Когда Петра втолкнули в камеру, тот уголовник сразу нашел для него место на нарах и сказал: "Полезай сюда, папаша".

В тюрьме здоровье прадедушки сильно пошатнулось, он нажил себе заболевания, которыми потом мучился до конца жизни.
Неизвестно, вышел бы он вообще на свободу, но без его "вредительских" драг и без его руководства добыча золота на приисках сильно снизилась. А золото было для Советской власти в тот момент крайне необходимо. И Петра освободили. Вернулся он опять к своей семье и к своей работе.

Родители моей бабушки и после ее рождения продолжали переезжать с места на место. Первый такой переезд был зимой, когда бабушке был всего 1 месяц. Ее везли в рукаве от шубы. Они переезжали в Якутию.

Мама бабушки, Мария Иннокентьевна, часто принимала сложные случаи родов. В Якутии к ней приезжали на оленях местные жители и отвозили в стойбище помочь роженице. На вопрос:"Далеко ли надо ехать?" они отвечали: "Оленя хороший, ехать мало", или "оленя плохой, ехать много". Потом, когда Мария Иннокентьевна помогала при родах, она уже считались как бы членом семьи. Якуты приезжали к ней, как к родственнице, и останавливались у нее в доме. Самое любимое из угощений, которое они всегда просили у медика, был "клюквенный экстракт". Произносили они это очень смешно, и бабушка хорошо запомнила.

Когда они жили еще в Якутии, или когда только переехали опять в Приамурье, моего прадедушку Петра арестовали первый раз. Он обвинялся в шпионаже на Японию. Притом его посчитали какой-то важной персоной, отвезли в Москву и держали там в тюрьме для особых лиц. Обращались там с ними совсем не как в обычной тюрьме, заключенные даже могли играть на бильярде. В общем, разобравшись, что Петр не шпионит на Японию, его освободили. Из Москвы он привез своей любимице дочке красивую дорогую куклу.
Единственного, позднего ребенка родители баловали. Например, под кроватью у нее стоял ящик яблок, купленных у контрабандистов, который она потихоньку опустошала.
Вообще, несмотря на страшное НКВД и пресловутый "сталинский порядок", контрабанда на Дальнем Востоке процветала. Контрабандисты привозили все что угодно (бабушка, в силу малолетства, запомнила только "вкусняшки" - яблоки и виноград), и продавали эти товары жителям приисков за золото. Золото с приисков вывозить было нельзя, нужно было все сдавать в государственную контору. Но контрабандисты вывозили, применяя многочисленные хитрости (это тоже оставлю без подробностей, но о некоторых таких хитростях мне бабушка рассказывала).

В Приамурье жило тогда много корейцев и китайцев. Корейцы запомнились бабушке тем, что ходили по дворам и предлагали туалеты чистить (потом содержимое туалетов они пускали на удобрение для своих огородов, и с красотой и величиной вырощенных ими овощей никто не мог тягаться). А китайцы, со слов бабушки, "были добрее", русские дети к ним часто ходили, и те угощали их сладостями. Был своеобразный ритуал: дети заходили в дом, и говорили на смеси русского и китайского: "Тянучку давай, леденец давай", - и китайцы все давали. У бабушки до старости сохранились в памяти какие-то стихи и песенки на смеси русского и китайского, но я их не воспроизведу

Стоило только начать... И воспоминаниям буквально тесно в голове. Бабушка Маша практически растила меня до 8 лет, а укладывая на ночь, рассказывала мне разные истории из своего детства. Да и потом мы много общались... Бабушка дожила до 90 лет.

А вот ее родителям такой долгой жизни не досталось. После революции жизнь стала, прямо скажем, не очень-то легкой и совсем не спокойной. Материально их семья никогда не бедствовала - прадедушка Петр был главным инженером, с хорошей зарплатой, прабабушка Мария работала акушеркой и фельдшером. Они были даже богаты по сравнению с окружающими. (При Сталине разница зарплат между руководящими кадрами и "низами" была огромной, кстати. Мой прадедушка получал в 10 раз больше, чем родители бабушкиных одноклассников). Однако прадедушка Петр попал в категорию "врагов народа" и 2 раза сидел. Но об этом позже.

До полного установления советской власти Дальний Восток пережил несколько лет фактически безвластия, разных веременных правителей, разгула бандитизма. Особенно моей бабушке Маше запомнились рассказы о хунхузах - китайских разбойниках. (Они, кстати, и до революции разбойничали). Когда банда хунхузов входила в село, все, кто мог, бежали в больницу и в церковь - туда китайские разбойники не входили. В первую очередь хунхузы нападали на своих же собратьев-китайцев, которых много тогда было на Дальнем Востоке. Это были гастарбайтеры того времени. Одни работали, скапливали деньги и возвращались в Китай. Другие женились на русских и оставались. Бабушка рассказывала, что многим русским нравились китайские мужья, потому что они делали всю домашнюю работу (в те времена весьма тяжелую).

Так вот, хунхузы набрасывались на этих работяг-китайцев, стараясь отбрать у них все их накопления; часто они их мучили, жестоко пытали, чтоб выведать, где у тех зарыта заначка. Но китайцы стойко терпели, и даже нередко хунхузы уходили от них ни с чем! Грабили хунхузы и русских. Чтобы передвигаться на далекие расстояния, жители собирали целые большие обозы, брали много мужчин с ружьями и тогда отправлялись. И как-то раз с одним таким обозом моя прабабушка Мария пыталась попасть в Благовещенск (не знаю, уж какая там была необходимость), а на них напали хунхузы. Но по отношению к прабабушке (тогда молодой и привлекательной) хунухзы прявили благородство и ничего ей не сделали, а их главарь повторял: "Твоя мадама не бойся".

(Подробности этого нападения я не хочу писать, потому что есть у меня мечта: когда-нибудь снять приключенческий фильм по этим событиям, или хотя бы сценарий написать). Также и прадедушке Петру приходилось спасаться от хунухузов и других бандитов, да еще и спасать от разграбления золото, добытое на прииске, за которое он отвечал. (Это тоже материал для фильма

Вот так прадедушка неплохо, в общем-то, стал жить на Дальнем Востоке и в Сибири. Приходилось ему, правда, довольно часто переезжать: то в одном месте организовывать добычу золота, то в другом. Но благодаря этому он познакомился со многими людьми, в частности, с политическими ссыльными, с которыми часто коротал вечера, играя в карты. По семейным преданиям, он был знаком с Серго Орджоникидзе, например.
И когда ему было уже около 40 лет, он встретил и полюбил Марию Иннокентьевну, мою прабабушку. Мария Иннокентьевна тогда уже тоже была не юная девица, ей было около 30. Она происходила из семьи иркутской мешанки и якутского мещанина.
О якутском мещанине, моем прапрадедушке, я знаю только, что он после женитьбы жил в Иркутске и умер достаточно молодым, оставив прапрабабушку с 5 детьми на руках. У той был в Иркутске свой собственный дом, но не было никаких особых накоплений, чтобы поднимать детей. Тогда она пошла в больницу работать, на самую скромную должность, вроде санитарки, и там, "без отрыва от производства" выучилась сестринскому делу, смогла уже относительно неплохо зарабатывать, вырастила всех пятерых детей и смогла дать им среднее образование, специальность. Так, моя прабабушка Мария Иннокентьевна получила образование фельдшера и акушерки.
И когда мой латышский прадедушка Петр (его уже в Сибири Петр-Роберт никто не называл) познакомился с Марией, она работала акушеркой и была замужем за поляком, врачом. Брак их не был счастливым: Мария страдала от раздражительного характера мужа, и детей им Бог не давал. Прадедушка Петр увел ее из семьи, в общем. Это было довольно драматично, поляк (не помню как его звали) стрелял и пытался убить (или неверную жену, или соперника, уже точно не помню). Но никого даже не ранил. Может, не так уж он и хотел убить, просто выпускал пар.
Поскольку была уже не царская власть, проблем с оформлением нового брака не было. И в 1923 году на дальневосточном прииске возле реки Зея у Марии и Петра родился первый и единственный ребенок - дочь, которую назвали, по семейной традиции, тоже Марией.

Хочется записать то, что я помню из рассказов родных. Начну с самых интересных и подробных - рассказов моей бабушки Марии Петровны, которая родилась в 1923 г.
Ее отец , мой прадедушка, о котором я знаю больше, чем о других - Петр-Роберт Мезит. Он был латыш, родился в Латвии и жил там до 15 лет.
Как говорила его дочь, моя бабушка, были они "черные бароны" - то есть беднота. А настоящие бароны у них в соседстве были, немцы. И вот мой 15-летний прадедушка, проникнувшись революционным духом классовой ненависти (а может, национально-освободительным, или и тем и другим сразу), вместе со своим другом поджег усадьбу немецкого барона. Испугавшись сделанного и не желая за него отвечать, оба подростка побежали в Сибирь. Разумно решив, что если Сибирь - это в любом случае их ближайшее будущее, то лучше попасть туда не в кандалах хотя бы.
А царская охранка, видимо, не особенно усердствовала в сыске, и юным латышам не пришлось познакомиться с судом. А в Иркутске, где они в конце концов оказались, их приютил и пристроил к делу земляк-латыш, занимавшийся золотоискательскими промыслами. Был тот земляк каким-то начальством, и устроил подростков учиться инженерному делу. Не знаю как его товарищ, а прадедушка оказался способным, быстро освоил дело и стал инженером золотых приисков, организовывал добычу золота, проектировал и сроил драги - машины для мытья золота.

Все это было до революции, понятное дело. Жили тогда на Дальнем Востоке и в Восточной Сибири разные люди. Много было и китайцев, которые приезжали из Китая подзаработать, и корейцев, которые переходили реку Туманган и расселялись, устраивали хозяйство, разводили огороды. Русских тоже было достаточно, многие жили охотой или работали на приисках. Впрочем, жители приисков - золотоискатели - тоже все умели охотиться, это было основное средство добыть пропитание.